Illusion of the Sunlight

Объявление

Мы переехали!

Illusion of the Sunlight: The destroyed dreams

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Illusion of the Sunlight » Флешбэки » The wise man said just raise your hand (с)


The wise man said just raise your hand (с)

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Участники:
Цербер
Магдалена Жанетт Грэй
Место:
Горы.
Время:
Лето, 2011 год. Месяц - июль, 13 число.
Погодные условия:
Раннее утро - чудеснейшее время. Отличное от волшебного вечера, оно вдохновляет легкостью и ненавязчивостью. В горах стелиться белесая пелена тумана, окутывая все вокруг мягкой заботой, точно пряча от злого глаза. Погода радует, предрассветное небо чисто и будет таковым целый день. Свежо, скорее даже прохладно, что бодрит лучше любого кофе.
Краткое описание событий:
Они знакомы сравнительно давно, но это не значит, что знают друг друга так хорошо, как могли бы. У Цербера - задание. У Жанетт - прогулка, чтобы отвлечься от рутины грустных мыслей. И так случилось, что пути пересеклись. Судьба кидает кости, а аякаси и человек делают свои ходы. Не соревнование, но и не простая беседа с прогулкой, - неясные очертания приобретают четкий контур: кто мы с тобой друг другу?

0

2

Пост до знака "***" писался совместно с Минору Чиаки

К огромному своему сожалению, приехать сама за бумагами Жанетт не могла. Пришлось ждать курьера - паренька с испуганными глазами, озирающегося по сторонам. Академия пугала некоторых людей до дрожи и, очевидно, это юноша был одним из пугливых.
Поблагодарив и отдав положенные деньги, Магдалена распрощалась с парнем. Она не распаковала пакет, дошла, дотерпела до комнаты, где жену уже ждал Минору.
Открыла дверь. Захлопнула. Прислонилась спиной и выдохнула с закрытыми глазами. Пальцы нервно впились в конверт, где лежали бумаги, решающие судьбу их пары на данный момент. Нервная улыбка. Что скажут на этот раз? Так женщина не волновалась никогда. Ни один экзамен не вызывал таких сильных эмоций. Что в сущности являет собой экзамен супротив новой жизни?
Чиаки тихо, безмолвно восседал в кресле, когда Жанетт покинула комнату, отправляясь встречать курьера. Вопреки всему, сердце в груди билось тише и медленнее обычного, будто боясь нарушить эту атмосферу ожидания и волнения. Мужчина закрыл глаза и слегка нахмурился, касаясь кончиками пальцев переносицы, словно у него болела голова. Но этого не было - он лишь перебирал в мыслях возможные варианты, один из которых им предстояло узнать. Это все было как-то слишком неожиданно, хотя ведь жизнь всегда была штукой непредсказуемой, как бы вы не готовились к тем или иным событиям.
Услышав стук захлопнувшейся двери, Минору медленно открыл глаза и направил взгляд в окно, за которым зеленели деревья и пролетали птицы, щебеча и распевая свои замысловатые песенки. Ученый неслышно вздохнул и чуть смежил ресницы, ожидая, когда жена подойдет к нему.
Глаза открыты. Она еще не знает. Почему так болит сердце? Предчувствие?..
Жанетт мягко оттолкнулась от двери, не спеша подошла к мужчине, что сидел в кресле, и так же медленно опустилась ему на колени. Магдалена обвила руками шею мужа и вдохнула родной запах волос.
- Почему мне не по себе? - Точно вопрос в никуда, будто спрашивает у всех сразу и в то же время - ни у кого. Никто не ответит. Даже сама Грэй.
Чуть отстранившись, женщина дрожащими руками вскрыла конверт, ожидая увидеть все, что угодно, больше всего на свете боясь увидеть отрицательный результат. В самый последний момент ледяные пальцы отказались слушаться.
- Лучше ты, - голос шелестом зазвучал в комнате, надтреснутым и сломленным шелестом, нервы отняли все силы.
Как только Магдалена опустилась на колени Минору, мужчина нежно обнял жену за талию, слегка прижимая к себе. У нее в руках был конверт, в котором было написано решение небольшой судьбы, которая так или иначе случиться либо должна была, либо нет. Прикрыв глаза, Чиаки ничего не ответил на вопрос жены, потому что ответить на него было просто невозможно. Он не знал, что можно на это сказать, к тому же, ему и самому было не так уж удобно сидеть на одном месте, ожидая чего-то неизвестного.
Жанетт открыла конверт, но пальцы отказались доставать бумаги с результатами. Судя по всему, она сильно переволновалась. Улыбнувшись с легкой горечью в уголках губ, Минору неожиданно понял, как сильно она этого хотела, поэтому не могла решиться посмотреть и узнать ответ на ее вопросы. Самому же ему было это не столь важно, хотя при плюсе он несомненно порадовался. А при минусе же, не столь сильно огорчился. В конце концов, у них еще куча времени впереди, да и никто не говорил, что на этом шансе закончатся все остальные.
Взяв у Магдалены конверт, Чиаки медленно и осторожно достал оттуда бумаги, после чего развернул их и внимательно прочел. По окончанию текста, мужчина закрыл глаза, опустил листы и, тихо вздохнув, покачал головой.
Женщина медленно закрыла глаза. Отрицательный ответ. Это вердикт. Жена помимо воли нервно улыбается. Нервы сдали окончательно, Жанетт смеется, крепко закрыв глаза. Она не плачет, нет. В конце концов, она не малышка, надежды которой были обмануты, а любимая игрушка втоптана в грязь, в нечистый снег под колесами проезжающих мимо машин и проходящих равнодушных высоких людей. Конверт падает на пол, а женщина крепче обнимает мужа, пряча бледное лицо в мягких прядях мужчины. Она так хотела, желала, надеялась, что ее подозрения - правда. Но нет, Судьба кинула кости иначе.
- Прости, - глухо просит Магдалена. Зачем так? Все просто - она скорее извиняется перед собой, нежели мужчиной, ведь Чиаки был намного равнодушнее в этом вопросе. И все же он был бы не против, будь это правда.
Вполне ожидаемая реакция на такой ответ, после стольких потраченных истрепанных нервов и суток ожиданий. Ночи летели медленно из-за  бессонницы обоих, дни тянулись еще медленнее из-за неполной трудоспособности так же практически обоих. Нервный смех жены заставил мужчину слегка поежиться от пробежавшего по коже холода - он не поможет, будь хоть трижды ученым. Это природа, тут ничего не поделаешь. И все же, Магдалена слегка успокаивается и обнимает мужа, пряча лицо в его волосах. Возможно, она и не плачет, но он чувствует ее внутренние всхлипы, не вырывающиеся наружу и никак не рушащие собой всю картину непробиваемости психики женщины.
Тихая просьба, вряд ли относящаяся к Чиаки. Директор прикрывает глаза, спокойно откладывает бумаги в сторону и, поджимая в коленях ноги, придвигает Жанетт ближе к себе, усаживая ее удобнее, словно пытаясь обхватить ее всю, нежно обнимает за плечи и прижимает к себе, ласково перебирая пальцами пряди ее волос, будто она и сама еще совсем маленький ребенок, требующий защиты. Он ничего не скажет, и не будет биться в истериках - хватит и одного беспокойного на их семью. Вряд ли кто-то будет рад, увези администрацию скорая, по причине съехавшей психики на фоне не компетентного ответа тех же врачей.
Чувствуя объятия мужа и его ласку, Жанетт успокаивается. Привкус горечи остается, но как осадок. Грэй сильная. Этот результат - не конец. Не получилось сейчас, выйдет потом. Жанетт замирает и вновь отстраняется от мужа. Взгляд мягкий, глаза чуть прикрыты, улыбка немного печальная, но более уже не словно восковая. Пальцы перебирают пряди мужчины.
- Уже поздно, - легкий поцелуй в щеку. - Идем спать?
Вряд ли они смогут уснуть. Пускай пара и спокойна, но внутри напряжение осталось. По крайней мере у Жанетт. Она его ощущает, но знает, больше оно не вырвется. То был всплеск, который держать в себе было бы преступлением против самой себя и физиологии. Психологическое напряжение непременно повлечет напряжение всего тела. Откуда неврозы, дрожание рук? Именно отсюда - эмоции не находят выход, скапливаясь внутри, образуя своего рода бомбу замедленного действия. Малейшая проблема - и человек срывается. Иногда вплоть до попадания в больницу.
Успокоение все же чувствуется, что не может не радовать, пусть и на задворках сознания. Легкий поцелуй в щеку и вопрос о том, пойдут ли они спать. Он провел ладонью по спине Жанетт и чуть заметно кивнул.
- Конечно, идем.
Легкая улыбка в ответ. Чиаки, продолжая обнимать жену, опускает ноги с кресла и поднимается из него вместе с Магдаленой. Прижимая ее к себе, мужчина подходит к кровати и осторожно опускает на нее ту, кого совсем недавно обнимал, как ребенка. На самом деле, он не видит никакого смысла, да и желания с силами, чтобы переодеваться и расстилать кровать. Лично сам ученый может лечь и на покрывало. Садясь рядом с женой, директор вновь прикрывает глаза и, ложась, кладет голову женщине на колени. По нему и его спокойствию и не скажешь, но он устал за эти несколько дней, пусть никому и не показывал этого. Разве что, Жанетт могла заметить.
Магдалена хочет возразить, чтобы не поднимал ее, ведь она далеко не маленькая девчушка, но муж уже кладет ее на кровать. Голова мужа покоится на коленях, и Грэй, усаживаясь удобнее, склоняется над мужчиной. На лице - улыбка, теперь совсем теплая. Невзгоды ушли совсем, отодвинулись на втрой план. Ведь никто не погиб, зачем волноваться о том, кого никогда и не было?
- Мы оба устали, - женщина проводит кончиками пальцев по серьгам Минору. - Но теперь будет легче.
Взгляд теплый, будто они встречаются только несколько недель, чувства еще непривычны и сильны. Но даже спустя несколько лет, они любят.
Улыбка сменилась на более теплую, такую, к какой Чиаки привык. От этого на душе стало светлее. Он улыбнулся в ответ, устало глядя на жену. После ее слов, ученый лишь закрывает глаза на мгновение - вместо кивка головы, ибо даже этого делать уже не было ни сил, ни желания. Легкие прикосновения заставляют чувствовать приязнь. Чиаки, сквозь подступающую усталость, наваливающую на плечи сон, что-то отвечает Жанетт, а уже спустя минут двадцать, мужчина забывается сном, сам того не замечая.
Жанетт откинулась на спину, потянувшись, как кошка. Сон ненавязчиво укутал сознание своей призрачной дымкой и унес разум в страну грез.
***
Сон улетучился так же незаметно, как и явился. Женщина не знала, сколько лежала на зыбкой грани сновидений и яви, но когда уже проснулась окончательно, часы показывали 04:03 a.m. Магдалена поморщилась - еще рано, а больше не уснет, это ясно, как белый день.
Ну что за наказание?
С огромным трудом сев, Грэй посмотрела на Чиаки. Мужчина мирно спал, и спал крепко. Значит разбудить его будет трудно, и это хорошо, потому что психолог собрался погулять.
Тело ныло от недавно перенесенного стресса. Казалось, даже сон не помог. Тихо встав с постели, Магдалена отправилась в ванную умыться и причесаться. Холодная вода и мятная паста немного взбодрили заместителя. Так что не переодеваясь во что-то иное, психолог выскользнул из здания Академии на прохладный утренний воздух.
Внутри было пусто. Магдалена вышла за ворота школы, направляясь к горам. Да, беспечно. Да, безрассудно. Гулять там, где от каждого куста веет опасностью. Но в горах вышина и чистота, которая очищает и самую сущность человека. Если ему это необходимо, разумеется. В психологии это называется "мотивация". Но именно сейчас психологу бы хотелось выкинуть все эти научные понятия, чтобы свободно вздохнуть, пропустить этот чистейший насыщенный кислородом воздух через себя, почувствовать головокружение, упасть в пропасть дремучего суеверия.
Поднимаясь по горной тропе все выше и выше, заместитель старался отбросить все мысли, которые только приходили в голову. Нет, ему нужен покой. Или что угодно, что может отвлечь. Если под ногами в траве зеленой молнией скользнет ящерка, даже такая незначительная деталь отвлечет от дум ни о чем.
Чем выше в горы, тем больше тумана, но и он отступает перед дневным светилом. Как бы ни старалась Магдалена догнать белую пелену, она неумолимо опережала женщину, точно смеялась над беспомощностью человека.
Поднявшись весьма высоко, Грэй обернулась. Вся равнина была как на ладони: густой лес Ямагами и игрушечное здание Академии, затерявшейся среди волшебного великолепия владений божества ёкай. Подул ветер. Жанетт взглянула вдаль, на горизонт, чувствуя себя бесконечно крохотной и незначительной перед природой.

0

3

Этот мир был окрашен в красное. Небо, земля, воздух… и руки, сжимающие рукоять меча. Все - ослепительно алого цвета. Словно неистовые языки пламени, в котором он танцевал свой смертельный танец, в безумном исступлении кромсая податливые тела сталью, вспарывая их ногтями, добираясь до бьющихся сердец, и впиваясь в эти вздрагивающие комочки голодными, острыми клыками. И дождь, стекающий по щекам, - у него был вкус крови. Еще живой и горячей, отчаянно пульсирующей в своем нежелании застывать мертвой коркой на холодеющей коже. Стоит сделать лишь одно движение – наискосок… сверху вниз… с силой… с плеча… - как фонтан этого агонизирующего карминного пламени устремится ввысь и тут же рассыплется миллиардами жалящих искр по лицу. Прикрыв глаза, вдыхать их божественный запах, обжигающий легкие. А пальцы уже костенеют на скользкой гарде дайто. Но одного движения мало. Надо еще. И еще. И еще. Рука птицей взлетает вверх, чтобы упасть вниз смертельным камнем, и коснуться жара разорванной плоти. Удар за ударом. Быстрее. Сильнее. Беспорядочнее. Не чувствуя. Не видя. Не слыша… щелчка взведенного курка. Остановись. Не оторваться от красного цвета. Остановись. Завораживающе. Затягивающе. Смертельно. Остановись! Не могу!! Выстрел. И горло будто бы проткнули раскаленным вертелом, вмиг обрывая все жизненные нити, и в чьем-то медленно сжимающемся кулаке задыхается сердце. Вздрагивающие пальцы скользят по шее, словно пытаясь затолкать  в развороченное горло, вытекающую из раны тяжелыми толчками кровь. Стоять, задыхаясь. Стоять, захлебываясь своим безвкусным алым огнем.  Стоять, не выпуская из руки меча. Стоять до тех пор, пока небо всей своей тяжестью вдруг не ляжет на плечи. Только тогда - упасть на колени, неловко заваливаясь на бок. И, поняв, что нет сил закрыть глаза, доверить подступающей тьме прикрыть свои веки, и позволить себе последний судорожный вдох. Идзанаги… это… наконец-то… все?...
Цербер рвано выдохнул… и проснулся. Рывком сев на татами,  мононоке слепо уставился в стену, тяжело дыша и жадно глотая воздух. Что это было? Всего лишь ночное видение? Но я готов был поклясться, что рука сжимала… Ёкай, быстро развернувшись, посмотрел в изголовье, где на подставке покоился дайто. Оружие было на месте. Тогда аякаси медленно раскрыл зажатую в кулак ладонь и поднес ее к глазам – ни следа, никаких отпечатков рукояти меча. Пальцы коснулись шеи – гладкая, чуть влажная кожа без ран и шрамов. Сон. Это действительно лишь сон. Цербер выпутался из узла простыни и одеяла, сбросив футон прямо на пол, и, ступив босыми ногами на пол, замер, устремив взгляд в окно. Начинало светать. Еще полчаса, и солнце, медленно просыпаясь, покажется из-за горизонта, выпростав свои золотистые лучи, и они невесомо заскользят по еще сонной земле. Это было любимое время суток мононоке. Именно в эти часы, наблюдая за неспешным рассветом, он чувствовал себя более всего живым. И впитать в себя сегодняшнее утро ему было как никогда необходимо. А значит, следовало поторопиться. Вот только сон. Он тревожил аякаси, не желая отступать вместе с закончившейся ночью в тень. Отведя, наконец, глаза от окна, и, пытаясь отогнать назойливые мысли, ёкай шагнул к тансу, и, взяв полотенце, скрылся в ванной комнате.
Наклонившись над раковиной, Цербер подставил руки под прохладную струю воды и, несколько раз ополоснув лицо, замер, следя как прозрачные капли  срываются с кончиков его челки и скатываются по белому фарфору, исчезая в бесцветном стремительном водовороте. Если бы. Если бы осколки моей памяти можно было раскрошить до таких жемчужных брызг. И одним выдохом рассеять их с открытой ладони, предлагая в дар беспечному ветру. Медленно закрыв глаза и, как будто что-то решив для себя, аякаси поднял голову. Зеркало. Оно всегда висело на этой стене, но мононоке никогда не смотрел в него, как не всматривался и в иные отражающие поверхности. Никогда. Да и что он мог в них увидеть? Якобы живое существо? Незачем смотреть на лживую оболочку. Он пуст. Пуст внутри, словно давно пересохший бездонный колодец. Оттого и заполняет холодный вакуум чужими обжигающими эмоциями. Чтобы почувствовать слабые отголоски своих. Но в этот раз…
Поднимаясь, чуть дрогнули ресницы, и взгляд ёкай впился в своего зеркального двойника. Нежить с человеческой внешностью. Почти человеческой. Будто замершее во льдах тело, припорошенное снегом, - сложно не опознать в нем демона. Но сейчас, сквозь «изморозный» облик мононоке проступали более яркие и живые черты лица, со скрупулезной четкостью повторяющие его собственные. Длинные иссине-черные волосы, теплота темно-карих глаз, нежная кожа, обласканная солнечными лучами, розовые губы, изогнутые в такой знакомой улыбке. «Как же ты быстро растешь, мой Хаджиме». Голос. Чужой и такой родной одновременно.  Рожденный в многообразии зеркальных преломлений. Или все-таки в его воспаленном воображении? Цербер смотрел, не моргая и не двигаясь. Он лишь сжал зубы с такой силой, что на скулах заходили желваки. Это неправильно. Я сам призрак. А значит, не должен так легко попадать под власть сжигающих разум видений. Легкий смех серебристым переливом отразился от стен, почти оглушая аякаси. Зеркало треснуло – тонкая линия, распарывающая почти осязаемую действительность, змейкой скользнула по лицу зеркального двойника мононоке, обесцвечивая его облик. Снежные волосы, холодные серые глаза, бледная кожа.  Но почему в прежней улыбке изогнуты губы? «Если боишься, тонджи, возьми меня за руку». Шепот рождался извне, проникая в каждую частичку его тела, его души. Хватит! Цербер резко накрыл ладонью свое отражение. Отомщена. Отомщены. Все. Проклят только я. И это справедливая цена. Не о чем жалеть. Незачем вспоминать. Это просто кровоточит потревоженная память. Я излишне долго в последнее время живу с людьми.
Пять минут. Пять минут на то, чтобы, бросив влажное полотенце на развороченную постель, одеться, несколько раз провести щеткой по волосам, фиксируя своевольные пряди хайратником, закрепить у пояса дайто, и, оглянувшись на дверь, шагнуть к окну. Распахнув створки, Цербер, легко запрыгнув на подоконник, полной грудью вдохнул прохладу утреннего воздуха и сделал шаг вперед. Мягко приземлившись, он коснулся рукой земли и замер, чутко прислушиваясь. На территории школы все было спокойно. Значит можно уходить.
Путь аякаси лежал в Укихару. Раз в две недели он наведывался в деревню, ненавязчиво справляясь о ёкай, которые либо нуждались в помощи, либо стремились попасть в академию. Собрать здесь необходимые сведения – это было самым легким и действенным способом исполнить негласную просьбу Хозяина. Однажды полученное задание, уже давно стало привычкой. В этот раз Цербер решил несколько удлинить свой путь – все равно обитающие в деревне обакэ еще спят, а он хотел насладиться рассветом. А где возможно получить более полное удовольствие от сего действа, как не в горах?
Мононоке забрался высоко. И сейчас, сидя на краю плато, подогнув одну ногу и свесив другую, он не отрывал глаз от линии горизонта, который медленно начинал подсвечиваться размытым красно-розовым отблеском просыпающегося солнца. Эмоции. Человеческие эмоции, ощутимее, чем запах, громче, чем шум от неловких движений, заставили аякаси повернуть голову на источник нарушения покоя. Церберу не было необходимости видеть поднимающегося по горной тропе «путешественника», он уже знал кто это. Магдалена Жаннет Грей. Жена его Хозяина. Ёкай несколько раздраженно сузил глаза. Он ничего не имел против этой женщины. Она делала Минору счастливым, а значит, ее право на пребывание подле Чиаки оправдано и не подвергается сомнениям. Все на благо Хозяина. Но сам мононоке не обязан подменять свое равнодушие к ней приязнью, каким бы статусом она не обладала. Однако предпринимать какие-либо шаги было уже поздно. Хотя Цербер и сидел выше той тропы, по которой поднималась Жаннет, даже самое ловкое движение, вздумай он уйти, будет замечено. Оставалось надеяться, что человек просто пройдет мимо. Аякаси вновь устремил взгляд к горизонту, уподобляясь в своей недвижимости той каменистой поверхности, на которой сидел.

0

4

Горизонт начинал постепенно алеть, будто кто-то льет кровь из сосуда на лезвие ножа. Здание Академии терялось в лесу, окутываясь в багровые тона рассвета. Жанетт почему-то ощутила горечь. Наверное, из-за совсем недавнего разочарования. Недавнего. А казалось, что прошло несколько дней, а не часов. Где-то в лесу, что остался внизу, вспорхнула стайка птиц, напуганная чем-то невидимым для женщины. Грэй с неприязнью проследила за полетом маленьких фигурок. Почему из всех птиц она любила лишь сов и воронье? Кто ее знает, многие ее действия и суждения не находили понимания, но как раз до этого Магдалене не было никакого дела.
They watch and they feed
They take what they need
They bite as you bleed
The birds of prey

Хищные птицы. Правительство и их экзорцисты. Не все были едины во мнении, что касался вопроса аякаси. Будь в правительстве мнение одно, Жанетт бы тут не стояла. Кто знает, что они могли сделать чете ученых? Избавиться от кости, что стала поперек горла вышло бы дороже. Вряд ли общественные массы одобрили радикальные меры против тех, кто не желал кровопролития. А когда настало подходящее время, когда момент был подгадан правильно, жертва и хищник поменялись местами. Своеобразная рокировка, при которой противник просто не успевает сообразить, что его уже уложили на лопатки. Кривая усмешка.
Ты был как никогда прекрасен, мой Король.
Женщина отворачивается и собирается уже подняться выше, как краем глаза замечает что-то белое. Снег? Магдалена поднимает голову и вздрагивает от неожиданности. Цербер. Она не боится, нет, вот только уж очень неожиданно здесь оказался Хранитель Минору. Хотя, это еще спорный вопрос: кто здесь неожиданнее. Очевидно, мононоке уже давненько наслаждается рассветом, а человек пришел и развеял все уединение. Чувство вины и обиды на - Вы ни за что не поверите! - саму себя. Конечно же заместитель знал, что эмоции Цербер чует даже лучше, чем видит, наверное. Но как бы ни желала Мадалена унять полет чувств (вообще-то, не хотела, но это к слову), сейчас она не могла это сделать. Да и смысла не видела в этом, если уж совсем на чистоту. Одно дело - играть с правительством, другое - жить рядом с тем, кого по самой меньшей мере уважаешь. Просто и непринужденно. Так что на самом деле Магдалена и не собиралась прятать эмоции.
Психолог с недоумением наблюдал за аякаси. Как-то естественно пронеслась мысль, что ёкай очень красив. Как всегда - убийственная прямолинейность, хотя воспитание подобные замечания запрещало. Жанетт всегда воспитывали так, что девушка не должна первая говорить о красоте и чувствах мужчине. Но если я так думаю, отчего я должна прятать мысли? Меня вряд ли осудят. Тем более сейчас.
Магдалена могла бы пройти дальше, своей дорогой, куда и шла - в никуда, но ей резко расхотелось оставаться одной. Пожалуй, это можно назвать очередным капризом женщины, у которой только что буквально отняли исполнение мечты. Ей хотелось быть понятой, но в то же время она желала отвлечься. Забыться. Придать забвению боль. Изничтожить в себе любой ее отголосок. Потому что это на данный момент единственное, что может ее сломать. Напоминание об утрате того, кого никогда и не было. Самая опасная иллюзия боли от потери несуществующего. От этого сложно убежать. Трудно захлопнуть дверь в глубины подсознания, откуда тонким голоском взывает горечь. Просто думай о "здесь и сейчас". Займи разум чем угодно. Перед тобой эмпат. Он поймет все без слов, пускай твои чувства ему и безразличны. Но от этого все равно станет легче. Самоуспокоение. Самовнушение. Отличный прием, который работает в восьми случаях их десяти, когда речь идет о Грэй. Она чуть успокоилась. Закрыла глаза, сделал глубокий вдох. Открыла глаза и поднялась, подходя к мононоке чуть ближе, стараясь не нарушить личное пространство.
- Красивое утро, правда? - чуть помедлив, женщина повернула голову к горизонту.- Прости, что нарушила твое уединение. Буду честна, я рада, что встретила тебя, хоть ты и волен сказать мне, чтобы я шла своей дорогой.

0


Вы здесь » Illusion of the Sunlight » Флешбэки » The wise man said just raise your hand (с)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно